Виктория Токарева - О любви и не только… (сборник)
– Я хочу сделать зубы, – сказала Лена.
– Поезжай в Цюрих, – предложил Николай. – Поживи там.
– Ну конечно… Ты будешь диктовать: где мне жить…
Лена поднялась и ушла.
Николай ел задумчиво. Затылок у него был какой-то невзрослый. Анжеле стало его жалко. И Лену тоже жалко. Она жила по инерции, не чувствуя вкуса жизни. Только вкус обиды.
Это Николай сделал ее такой, а теперь видел и созерцал дело рук своих. Что посеял, то и пожал.
Он был виноват и одновременно не виноват. Как Вронский.
* * *Среди ночи Анжела проснулась от взгляда. Она открыла глаза. Возле нее стоял хозяин. Анжела испуганно села.
– Не бойся, – сказал Николай. – Я тебе ничего не сделаю.
– А я и не боюсь.
– Можно я возле тебя полежу? Просто полежу, и все.
– Зачем?
– Я хочу тепла. Я замерз. Как в могиле. Я продрог до костей. И в костях. Правда…
– Может, прибавить котел? – спросила Анжела.
– Дело не в котле.
Анжела увидела, что он дрожит.
– Ну ложитесь, – согласилась она. – Только не приставайте. Иначе мне придется от вас уйти. А мне нужны деньги.
– Сколько тебе надо?
– Пять тысяч.
– Возьми.
Он вытащил из внутреннего кармана пачку денег, шлепнул о тумбочку, стоящую у кровати.
– Не надо, – испугалась Анжела.
– То надо, то не надо, – не понял Николай.
– Вы ставите меня в зависимость от этих денег. А я не хочу.
– Да ладно… Какие там деньги… Только Ленке не говори.
Николай снял пиджак и туфли, лег возле Анжелы поверх одеяла.
– От тебя коровой пахнет, – сказал он.
– Это как? Навозом?
– Нет. Молочком. Такой легкий запах…
– А вы корову нюхали?
– Специально не нюхал. Когда я был маленький, меня на все лето отсылали в деревню к бабушке. У соседей была корова Зорька. Все понимала. Как человек. Умела говорить «да».
– Голосом? – удивилась Анжела.
– Нет. Кивала… Скажи мне что-нибудь…
– Что, например?
– Скажи, что я молодой и красивый.
– Для мужчины вы еще молодой, и у вас все впереди. У мужчин всегда все впереди. Богатые мужики старыми не бывают.
Николай задышал ровно. Он уснул.
«Господи, – подумала Анжела. – Как же он устал. Измучился. А старыми бывают все. И мертвыми тоже бывают все. И никакие деньги не помогут».
* * *В ближайшее воскресенье Анжела поехала к Кире Сергеевне.
У нее был один законный выходной, и Анжела с восторгом вырывалась на волю. Для нее было важно поменять картинку перед глазами.
– У меня есть деньги за песню, – сообщила Анжела и шлепнула перед Кирой пачку денег. – Мне вперед заплатили.
– Интересно… Мне никто вперед не платит. Сколько тут? – поинтересовалась Кира Сергеевна.
– Пять. Это композитору.
– Хватит ему и трех. Две оставь себе. Тебе одеться надо.
– Я матери пошлю. И отцу на ремонт. У него все полы прогнили. Пусть доски купит.
– Настоящая дочь, – отозвался Иннокентий со своего кресла. – Сейчас все, наоборот, из родителей тянут.
Кира Сергеевна посмотрела на Анжелу поверх очков.
– А может, я тебя с сыном познакомлю? Ему все время какие-то сволочи попадаются. Сразу требуют поездку в Турцию, новую машину.
– А где он с ними знакомится? – спросил Иннокентий.
– В ночных клубах.
– Пусть в метро спустится, – посоветовал Иннокентий. – Все хорошие девушки ездят в метро. А по ночным клубам шастают одни прошмандовки.
– Сваришь кофе? – попросила Кира Сергеевна нищенским голосом.
Анжела шмыгнула на кухню, сварганила быстрый завтрак.
Вместе позавтракали.
– А хозяин к тебе не пристает? – спросила Кира Сергеевна.
– Не особенно, – уклончиво ответила Анжела. – Так… Слегка…
– Не будь дурой, – велела Кира Сергеевна.
Анжела не поняла: что она имеет в виду, но уточнять не стала.
После завтрака Анжела принялась за уборку квартиры, начиная с ванной комнаты. Ее никто не просил об этом, но и так понятно. Кира Сергеевна – врожденная неряха, она такой родилась. Ее даже ругать не за что. Она не видит беспорядка. А порядок – видит и приходит в восторг.
Анжела могла бы и не убирать, но тогда Кира с Иннокентием просто зарастут грязью и их придется откапывать или искать с миноискателем.
Анжела протирала раковину, к ней возвращался ее изначальный цвет – светло-бежевый, как крем-брюле. Потом Анжела переходила в кухню. Мыла шкафчики – снаружи и изнутри. Изнутри приходилось отскабливать ножом затвердевшую, спрессованную пыль.
Кира Сергеевна смущалась, говорила:
– Я отработаю…
И отрабатывала. Брала Анжелу в Дом кино на премьеру.
О! Сколько там знаменитостей. И все здоровались с Кирой Сергеевной. Наверное, от нее что-то зависело. А может, и просто так здоровались. Люди вежливые, воспитанные. Что стоит поздороваться?
Все знаменитости – с женами. У всех жен – выражение лица. А у Анжелы этого выражения не было. Она стояла как пустой стакан, ничем не наполненный. Просто молодая, да и все.
Однажды Кира Сергеевна пригласила сына с тайным намерением познакомить с Анжелой. Анжела – работящая, простодушная, молодая, не испорченная деньгами, слаще морковки ничего не ела. К тому же Кира Сергеевна полюбила ее и привязалась. С такой Анжелой ее старость будет обеспечена. В дом престарелых не сдадут.
Сын по имени Миша оказался сутулый, спина круглая, шея вперед, лицо висело параллельно туловищу. Голос глухой.
Кира Сергеевна говорила, что он философ и много знает. Лучше бы спортом занимался, мышцы накачивал. Анжела не стала рассматривать такого претендента, он был не нужен ей даром. Хотя, конечно, согласись Анжела – получила бы прописку московскую, отдельную квартиру, Киру с Иннокентием в придачу. А уж если бы родила – и говорить нечего: досталась бы семья железной прочности с бабкой и дедом, с семейными праздниками, подарками к Новому году. Это тебе не Алешка Селиванов из Мартыновки.
Анжела носится за каким-то журавлем в виде песни, убирает чужое говно и все трет, трет, чистит и чистит, и конца не видно.
Но как приятно из грязного делать чистое, из темного светлое, из немой горсти продуктов – благоуханный обед. Все садятся и радуются. И лица светятся. И желудки наполняются, и вырабатываются гормоны удовольствия. И еще неизвестно: что нужнее человеку – песня или обед.
* * *Композитор написал музыку. Получилось что-то вроде старинного вальса: «На Муромской дороге стояли три сосны // Прощался со мной милый до будущей весны…»
Кира Сергеевна призвала музыкального редактора Сему. Сема забраковал. Сказал, что это – вторично. Это уже было в начале прошлого века.
Песню вернули на доработку. И вдруг – о чудо! Игорь написал замечательную мелодию, простую и щемящую, и согласился на три тысячи. Должно быть, жена была в отъезде и не контролировала его действия.
